Слепой против маньяка - Страница 66

Все-таки самым богатым собственником во всей Германии несомненно бы Министерство обороны СССР. Только одних денег, вырученных за продажу имущества и недвижимости, если бы они, конечно, поступили в государственный бюджет, хватило бы на десять лет безбедного существования всей страны. Больше всего Бушлатова удручало то, что эти сокровища оказались распроданными даже не за полцены, а хорошо, если за десятую ее часть. К тому же, Запад на этом ничего не потерял. Деньги, вырученные за продажу, так и остались в местных банках.

Используя все свои возможности. Бушлатов мог бы заработать, а вернее, сколотить себе огромное состояние. В его руках теперь находились ниточки, ведущие к самым богатым людям страны, которые отнюдь не хотели обнародования источника своего процветания.

Но, работая над документами, Эдуард Ефимович придерживался железного правила: когда сумма денег, которыми ты располагаешь, превышает полмиллиона долларов, жизнь перестает зависеть от тебя. Это не та сумма, которую можно положить в чулок или спрятать от посторонних глаз. Обязательно где-нибудь ты с ней засветишься. И вот тогда появятся бандиты, появятся конкуренты и недоброжелатели. Сколько раз расследования Бушлатова заканчивались практически ничем! Он находил тех, к кому стекались деньги, но эти люди были уже мертвы. А суммы, пришедшие на счета, принадлежавшие им, продолжали существовать своей жизнью, принося своим новым владельцам только неприятности и смертельную опасность.

«Что-то сегодня слишком спокойно», – подумал Эдуард Ефимович, отодвигая от себя клавиатуру компьютера и разминая затекшие пальцы.

Он посмотрел на планки жалюзи. Те уже окрасились огненно-рыжим цветом заходящего солнца.

Принтер работал как бы сам по себе, выплевывая листок за листком. Все они аккуратно опустились рядом со своими собратьями. Папка, предназначенная для того, чтобы лечь на стол Президента, исчезла в своем временном убежище.

Бушлатов вышел в коридор, зашагал вдоль залов, в Которых работал персонал.

Стена была выполнена на западный манер – из больших прямоугольников стекла, так что никто не мог быть уверенным, что его деятельность не контролируется. До конца рабочего дня оставалось десять минут, но в доме по Дровяному переулку все еще шла напряженная работа.

«Вот что делают деньги с людьми, – думал Бушлатов, неторопливо двигаясь по коридору, – те же самые люди, которые несколько лет назад на службе занимались тем, что рассказывали друг другу политические анекдоты да перебивались от аванса до получки, теперь работают как проклятые, зная, что за свое усердие получат неплохие деньги. И странно: их даже не волнует, что они ничего не создают, а только мешают жить другим, нарушая баланс, сложившийся в обществе. Иначе чем подрывной деятельностью мою работу назвать невозможно», – усмехнулся Бушлатов и пригладил свои реденькие волосы, пытаясь прикрыть ими поблескивающую в свете люминесцентных ламп лысину.

Часы в конце коридора вздрогнули, большая стрелка коснулась двенадцати, и раздался мелодичный звонок.

Один за другим гасли экраны компьютеров, на лицах сотрудников появлялись улыбки, уже звучали шутки. С портфелями и дамскими сумочками сотрудники и сотрудницы спешно покидали свои рабочие места. Вскоре из внутреннего дворика донесся звук мотора, и автобус с затемненными стеклами выехал на улицу. Охранник прошелся по кабинетам, выключая работавшие весь день кондиционеры и закрывая двери.

Вскоре во всем доме горело лишь одно дежурное освещение. Ничего не изменилось только в комнате охраны да в кабинете самого Эдуарда Ефимовича. Там все так же ровно горел свет, из этих комнат по коридору плыл живой запах табачного дыма и свежеприготовленного кофе.

И Бушлатов поймал себя на мысли, что ему не хочется возвращаться к себе. Куда приятнее было бы сейчас подсесть к охранникам, свободным от дежурства, и сыграть с ними пару партий в карты.

Но субординация требовала от него иного. – Ребята, если увидите что-нибудь подозрительное, обязательно сообщите мне, – распорядился он, с завистью глядя на молодого охранника, только что сорвавшего банк.

Мужчины в форме с ожесточением играли в незамысловатое «очко» – любимую игру зеков двадцатого века, наследованную ими от аристократов века девятнадцатого.

Всякое дело, даже поставленное с самого начала с превеликой основательностью, в конце концов постепенно мельчает, чувство опасности притупляется. Люди не очень верят, что с ними что-то может случиться.

Вот и сейчас играющие лишь изредка обращали внимание на экраны мониторов наружного слежения. Да чего туда пялиться? Фильмов не показывают, а если смотреть на пустынную улицу – обалдеешь окончательно.

Эдуард Ефимович прикрыл дверь и еще несколько раз прошелся по коридору.

«Хватит ли у меня сил довести программу до конца? Не кончится ли завод?» – усмехнулся он, вспоминая, как в детстве он заводил механическую курочку, и та исправно клевала воображаемое зерно. Эдика всегда забавляло, как курочка судорожно дергалась, когда кончался завод у этой механической игрушки.

А теперь Бушлатов вспоминал о ней применительно себе. Ему казалось: еще пара дней – и завод кончится него.

«Ох и оттянусь же я, когда папка ляжет на стол Президента! К черту все мысли о работе, к черту компьютер принтер! Я не могу уже видеть эти чудеса техники, ни для меня похуже испанского сапога или дыбы».

Но Бушлатов, конечно же, немного кривил душой. Он любил свою работу и не променял бы ее ни на какую другую. Он знал: пройдет неделя разгульной жизни, и то вновь потянет к уединению. Ему снова захочется заняться тайными кознями, еще раз ощутить свою власть над людьми, власть невидимую и поэтому неистребимую.